Анну Юрьевну я перехватила между совещаниями. Очень плотный график работы у детского омбудсмена. Но мы проговорили полтора часа.
- Мы, многодетные, ко всему привыкли. И не спать, и завтракать вечером, как, в принципе, многие мамы.
- Год и три месяца.
- Как шутит мой муж: «если бы у тебя было пять девочек, ты бы никуда не успела» (у Анны четыре сына и две дочери - авт.). Потому что утром заплетаем косички - это довольно долгий процесс. Потом завтракаем - и на занятия. Уроки, садики, кружки. Как в любой семье - ничего особенного... Только, например, гладишь шесть рубашек.
- Все дети очень разные. Старшая Маша более спокойная, послушная. Младшая дочь Даша - творческая личность. Когда ей было четыре года, я стала записывать ее высказывания и публиковать у себя на стене в соцсетях. Дело было так: у нас родился четвертый ребенок, мы собирались на какую-то акцию (я занималась благотворительностью в фонде «Покров»). Она играла-играла в куклы, потом кладет куклу, тяжело вздыхает: «Эх, вот живу-живу, а детей-то все нет!» То, есть уже четыре года, а жизнь проходит впустую! После этой фразы я стала за ней записывать. Сейчас ей восемь, она занимается на флейте, и наши друзья издали книжечку с ее философскими изречениями.
- Важно было выстроить работу коллектива, систематизировать знания и опыт, которые были накоплены институтом. Может быть, эти слова звучат общо и безлико. Но мы постарались поставить дело так, чтобы каждое конкретное обращение было доведено до результата. Нужно оценить, сколько обращений вообще: к здравоохранению, к образованию. Допустим, видим: из одного региона пишут больше, чем из другого. Выясняем, почему. Все нужно собрать и проанализировать. Нужно было найти людей, которые готовы взяться за дело. У нас более, чем на 30 процентов обновился аппарат. Теперь сложилась замечательная команда. У всех семьи, дети. И все личностно заинтересованы.
Трудность в том, что не всегда хватает сил и ресурса: хотелось бы делать больше. За это время проведено множество выездов в регионы, о каких-то рассказываем в СМИ, а о каких-то - нет, налажено взаимодействие со всеми профильными федеральными министерствами и ведомствами, подписаны соглашения о сотрудничестве. Работа кипит - в аппарат уполномоченного ежедневно приходит много обращений по почте, при этом часто «детские» проблемы находятся на стыке различных ведомств. И мы над этим тоже работаем. Юристы дают консультации по телефону «горячей линии» и в ходе личных приемов.
Я рада, что за это время мы не только подняли много важных вопросов: перевозка детей, интернет-безопасность, доступность реанимации для детей, которые нуждаются в этом. Удалось помочь многим с лечением, с реабилитацией, с жильем.
- С чем обращаются чаще всего?
- Около 70 процентов - жилищный вопрос. Это и многодетные семьи, и дети-сироты. Даже если им больше 18 лет, они все равно пишут нам. Пишут порой в соцсетях, хотя по закону мы должны принимать только письма на официальную почту – но стараемся ответить всем. Иногда важно просто поговорить, сказать: «Ну подожди, не все так плохо. Давай посмотрим, что можно сделать». Обращаются сироты с детьми на руках - с ними мне довелось работать 8 лет до того, как я пришла сюда. Мы хотим сделать единый кризисный колл-центр, который будет советовать, куда бежать, как правильно сделать запрос, в какое ведомство. Правовая поддержка очень важна, и зачастую является решающей.
- Не так давно нашумела история о семье, у которой отобрали приемных детей, потому что родители с ними нехорошо обращались. Мне, когда я посещала детские дома, воспитатели по секрету рассказывали о людях, которые оформляют опеку над несколькими детьми сразу: часто это дети с задержкой умственного развития. Получают на этих малышей приличное пособие, а на самом деле дурно одевают, дурно обращаются, недокармливают своих подопечных. И ребенок не может пожаловаться - особенно если он с отсталостью... Вам не кажется, что есть такая тенденция: набрать детей под опеку и таким способом подзаработать?
- Вы затрагиваете лишь один из аспектов системной проблемы. Но упоминая отрицательные примеры замещающих семей, надо обязательно говорить, что положительных гораздо больше. Приемные семьи несут трудный крест и много дарят любви и счастья детям, которым негде получить поддержку. Ведь находят место в жизни всего 10% выпускников детских домов. А в семье дети вырастают более приспособленными к жизни.
Я за то, чтобы больше детей воспитывались в семьях. Но и семьям надо помогать. Ведь любую проблему можно преодолеть. У самых хороших приемных родителей иногда опускаются руки. Да что говорить - и в кровной семье трудности бывают. Но нужен не контроль, а поддержка: мы должны людям плечо подставлять, а не указывать, чего у них в холодильнике не хватает. Когда к человеку постоянно приходят-расспрашивают «А что у вас не так, а как у вас?» - это, согласитесь, не совсем помощь, скорее - совсем не помощь.
- Но бывают случаи, когда мама-папа алкоголики или папа вообще «слился» вдаль, мама одна.
- У нас более 5 миллионов семей, где всего один родитель.
- А если маманя еще и на стакан налегает? У нее тоже детей не отбирать?
- Я за то, чтобы создать гибкий механизм работы с каждой конкретной семьей. Единого алгоритма нет - в каждом случае свои особенности. Забирать или не забирать - я против такой резкой и однозначной позиции. Нужно работать с конкретной семьей отдельно. Говорю это не теоретически. Передо мной - эти семьи. Со многими из них я знакома лично, с ними общалась. Когда мы выстраивали работу, то многим это помогало, а некоторым нет.
- Работу в смысле: маманю отмыть, просушить, призвать к обязанностям?
- Я помню случай, когда у женщины погиб муж. И она осталась с двумя маленькими двойняшками одна в деревне. У нее не хватило сил: она была педагогом, но, к сожалению, стала злоупотреблять. Позвонили органы опеки, попросили: помогите, вытащите ее из этой среды, она так любит своих детей, двух девочек. Перевезли ее в город, она пообщалась с психологом, психиатром-наркологом. Прошло меньше месяца - и мама вернулась к жизни, к детям - и больше не пьет.
Если не получается привести в порядок маму, нужно облегчить устройство ребенка к близким родственникам - бабушкам, тетям. Попадание в социальное учреждение - огромный стресс для ребенка. Сейчас столько площадок, которые обсуждают тему отобрания детей. Одни говорят: «Берегитесь, завтра придут к вам, за вашими детьми», другая крайность: «надо больше отбирать! Посмотрите, сколько детей гибнет в семьях!» Очень сложный вопрос. Одно понятно: надо смотреть на весь объем накопившихся проблем и говорить не только о реформировании статей законов, в которых говорится об отобрании.
Например, в Семейном кодексе сказано: отбирать детей можно, когда есть угроза жизни и здоровью. Но что это такое конкретно? Когда ребенок витаминов недополучает – это одно. Когда его избивают до полусмерти - другое. Утратили актуальность и некоторые статьи 120-го Федерального закона (о профилактике безнадзорности детей) - чтобы дети оставались в семьях. Но особенно важно видеть и правильно собрать все части этой картины, чтобы выплаты семьям, льготы, услуги для семей сочетались гармонично.
- А много ли сейчас детей-сирот?
- В официальной базе данных более 61 тысячи. Но она вдвое сократилась за последнее время. Я бы назвала еще одну очень важную для нас проблему. Речь идет о более чем 717 тысячах детей, которые прошли через систему социально-реабилитационных центров только за последний год. Они были отобраны у родителей по разным причинам. Для каждого попавшего в СРЦ ребенка в обязательном порядке составляется так называемая реабилитационная карта, где расписан план, как вернуть его в семью, как работать с семьей.
- Карта - это устроить маму на работу, решить с жильем, с матпомощью…
- Мы обнаружили, что работа по этим картам зачастую не проводится, реабилитационный план составляется формально. Дети «зависают» в приюте, а не возвращаются домой. Это большая проблема. Мы составили расписание: будем ездить в регионы и следить, чтобы реабилитационные карты не превращались в формальные бумажки. Чтобы с каждой семьей, с каждым ребенком работали. Более того, мы сами готовы участвовать и помогать.
- У нас до четверти детей рождается вне брака. У мам-одиночек пособия - жуть. Около 6 тысяч – в Москве. А ведь здесь высокие региональные надбавки.
- Очень болезненная тема. Здесь важна поддержка не только государства, но и общества. Но безвыходных ситуаций не бывает. Одиноким мамам нужно не только помогать через льготы и пособия, но важно дать возможность работать. Например, они могут обращаться в общественные фонды, благотворительные организации. Их сейчас все больше – и помощь они оказывают очень гибкую, часто – анонимную. Не стесняйтесь обращаться за помощью.
- Сейчас снова возобновилась полемика о беби-боксах (специально оборудованных местах для анонимного оставления новорожденных). Нужны ли они в стране? (Депутаты Оксана Пушкина, Ирина Роднина и Елена Вторыгина подготовили законопроект, в котором предлагается полностью передать этот вопрос в ведение регионов, то есть, каждый регион сам решает, быть у него беби-боксам или нет). Оксана Пушкина говорит, что в Подмосковье мамы стали меньше убивать младенцев после появления там беби-боксов. Всего в России есть 19 беби-боксов – это слишком мало, чтобы говорить об эффективности.
- Инфантицид (убийство детей) – страшное слово. Язык не поворачивается его произнести, а еще страшнее сам факт свершившегося. Но я согласна, что 19 – это непоказательная выборка. Есть и другие социальные проекты, которые направлены на то же: это кризисные центры для женщин, как я уже говорила. Их десятки по всей стране, они помогли сотням, тысячам матерей. Число центров растет и господдержки они получают все больше. Маме предоставляется возможность там пожить, решить проблемы – вплоть до трудоустройства. Некоторые центры трудоустраивают прямо у себя.
Например, есть в Киржаче замечательный «Мамин домик». Они открыли производство конфет и сами их реализуют, дело развивается стараниями руководителя Арины Серавкиной. Такие «жемчужинки» есть практически в каждом регионе. РПЦпланирует развивать этот проект и создавать подобные центры.
Это не просто сохраняет жизнь ребенку – мы выходим на иной уровень помощи – сохраняем семью и улучшаем качество жизни. Недавно мы встречались с послом Франции, говорили о профилактике отказов от новорожденных. Франция давно отказалась от беби-боксов – они не выполняли своих задач: по их данным, когда женщина хочет избавиться от младенца, она не контролирует себя, иногда она психически больна. В состоянии аффекта она не пойдет искать беби-бокс. Французы развивают проект «анонимные роды». То есть, женщина может прийти в роддом, не называя себя, а потом отказаться. ВРоссии это тоже возможно. Притом маму можно убедить не бросать ребенка. Мне самой приходилось не раз беседовать с мамами.
Помню случай: девочка – сама из детдома – подписала отказ от ребенка – без видимых причин. Со мной не стала разговаривать. И вот ей позвонили органы опеки: выезжаем, ждите в течение часа. Она поняла: всё, сейчас заберут ребенка. И с ней случилась истерика, вцепилась в дочку: «Не отдам!» Потом уже мы пообщались. Я говорю: «Кто тебя научил отказы-то подписывать?» Она говорит: «Нам объясняли, что мы детдомовские, ничего не сможем дать другим людям. И мне казалось, что другие люди смогут дать больше моей дочке…».
- Вы сказали «инфантицид», а я вспомнила про аборты. Ведь не для всех аборт – убийство ребенка. Что с этим делать? Запретить или не надо?
- Эх, если бы... Здесь, конечно, позиции разделились. И те, и другие оперируют вполне конкретными тезисами, приводят массу причин и примеров. Давайте создавать все условия женщине, чтобы она не принимала роковое решение, чтобы даже мысли такой у нее не возникало! Это очень серьезная тема. Вот мы сейчас работаем над проектом колл-центра, который в том числе будет работать и в этом направлении.
- Как вы думаете, надо работать с мужчинами, отцов возвращать в семью? А то у нас как за демографию агитируют – так сразу плакат с женщиной, обвешанной детьми. А папу «Митькой звали».
- Даже этот лозунг «Охрана материнства и детства» - отражает ситуацию. Раньше было так: сын видел, как работает папа в поле, у него перед глазами был пример. Сегодня папа не в поле, он где-то пропадает сутками – сын его не видит. Семья стремительно меняется, и самое время говорить о семейном воспитании: и мам, и пап надо растить. Сейчас правильно говорят о введении учебных курсов семьеведения в школах. И во многих регионах это уже есть – как факультатив. Но важно найти таких педагогов, которые скажут будущим мужчинам: мужчина – это отец, папа. Для меня морально тяжело видеть, когда семьи в состоянии развода делят детей. У нас сейчас несколько таких дел. Ведем переговоры, помогаем родителям найти решение, выезжаем в регионы.
- Уже почти год я веду расследование: папы отбирают детей у бывших жен. Эта мода набирает силу с каждым днем. Отцы похищают малышей из квартиры, из детсада, с детской площадки, увозят в неизвестном направлении, а потом – независимо от решения суда – изолируют ребенка от матери. Вы слышали о таких делах?
- Конечно. И препятствуют судебному решению, и на ребенка давят, доводя его до нервного срыва. Я вспоминаю притчу Соломона: когда две женщины одновременно родили детей – у одной родился мертвый, а у другой живой. И та, у которой мертворожденный, присвоила живого ребенка. Пришли к царю Соломону, чтобы он рассудил. Он сказал: несите мне меч. Сейчас разрежу младенца пополам – и возьмете себе каждая по половинке. Родная мать сказала: «Нет! Пусть возьмет она, лишь бы ребенок был жив». Соломон ей отвечает: «Это твой ребенок».
Дорогие разведенные мамы и папы! Старайтесь договариваться. Это за вас не сделает ни один суд, ни один уполномоченный, никто. Ребенок не должен быть заложником взрослых проблем. Не «пилите» своих детей и не ломайте им жизнь.
- По данным Роспотребнадзора, Россия – на первом месте по числу детских и подростковых самоубийств в Европе.
- Да. В Интернете появились еще группы, которые романтизируют суицид. Скажу больше: статистика не отражает все случаи: иногда это выглядит, как отравление или подросток просто сорвался с крыши – это не входит в статистику именно суицидов. Мы в рабочей группе при Следственном комитете РФ выработали ряд предложений, которые в том числе послужили основой для законодательной инициативы относительно ужесточения за призывы к суициду в интернете. Эта работа активно продолжена в парламентской рабочей группе под председательством Яровой.
Но самое главное – родители должны прислушиваться к своим детям – почувствовать этот момент, когда нужно стать ребенку старшим другом, говорить с ним по душам. Важно, чтобы вы были рядом. Слушайте свое материнское, родительское сердце. Оно подскажет, как поступить. А если нужна будет поддержка, мы – рядом.
СПРАВКА «КП»
Анна Кузнецова (в девичестве Булаева) родилась 3 января 1982 года в Пензе. В 2003 году с отличием окончила Пензенский государственный педагогический университет имени В. Г. Белинского по специальности «психология». В этом же году вышла замуж за священника Алексея Кузнецова. В браке родились шестеро детей. Как сообщает Анна Юрьевна на страничке «Вконтакте»: «Машенька (11 лет), Дашенька (8 лет), Иван (7 лет), Николай (5 лет), Тимофей (3 года), Лев (1 год 4 месяца)».
В 2008—2010 годах будущий омбудсмен была учредительницей общественной организации «Благовест». В 2011 году основала и возглавила фонд «Покров», оказывающий помощь многодетным и малоимущим семьям. Весной 2015-го Кузнецова возглавила Ассоциацию организаций по защите семьи при Общественной палате РФ. А 9 сентября 2016 года назначена уполномоченным при президенте по правам ребёнка – указом президента Владимира Путина.
Приемная Уполномоченного при Президенте Российской Федерации по правам ребёнка:
125993, г.Москва, ГСП-3, Миусская пл., д.7 стр. 1.
Контактный телефон: +7 (495) 221-70-65
Факс: +7 (495) 221-70-66
Электронная почта: obr@deti.gov.ru
Обратиться можно также, заполнив форму на сайте.