Я бесплодна, у меня не может быть детей. Недавно упомянула об этом в посте – и полгорода написало мне в комментариях, какая я смелая и сильная. А вторая половина написала в личку: как они сами несчастны, потому что тоже не могут родить, но боятся и стесняются об этом говорить. Я случайно открыла ящик Пандоры. На бегу ногой задела. Вообще-то по задумке пост был о помощи детям-сиротам, которым я (бездетная, но это вообще не принципиально!) могла бы помочь. Ну и объяснила по ходу пьесы, что у меня в биографии вот такая незадача. Другой замысел Бога, мне неизвестный. Я пытаюсь разгадать. А пока грызу эту головоломку – могу принести пользу, чтобы зря времени не терять.
Но, оказывается, у нас в обществе не принято говорить о своей бездетности. Если ты, к примеру, Собчак или Божена образца нулевых или Арина Холина в настоящем, то можешь назвать себя чайлдфри, это нормально. Но признаваться в том, что ты технически не можешь иметь детей, нельзя ни за что.
Такое социальное харакири: ты как бы несчастная, ущербная, обделенная, в тебе геном неудачницы и, давайте уж начистоту, кто ж на тебе такой женится? Такое ощущение, что в головах забыли чип образца девяностых. И он все еще сигналит двадцать пятым кадром: если к твоей неземной (еще хуже, если земной) красоте не приложить ребенка, то глупо надеяться на камни De Beers, квартиру в Noble Row и «сессну», чтобы летать на ней между приморскими виллами. А если кого и отхватишь, то точно не удержишь. Ибо в патриархальном обществе женщина – всего лишь придаток мужчины. Что она без него? Ни что. У нее только один козырь на руках: она может стать матерью его ребенка.
Да, для патриархального мужчины только это и имеет значение. Ибо женщин много, а детей он заведет с какой-нибудь одной (ну, хорошо, с двумя или даже несколькими), но все же узок круг тех героинь. Если мужчина считает, что главная и единственная цель женщины – родить ребенка, то бесплодная женщина нарушает всю его жизненную экосистему.
Не буду делать вид, что я умная и продвинутая, но установка «дети для женщины – главный смысл жизни» с ранней юности приводила меня в панику. То есть на уровне психологии я была бесплодна лет, наверное, с двадцати. Но вот интересно, стала бы я выходить замуж, если бы уже на том этапе выяснилось, что я бесплодна и физически?
Впрочем, мой первый муж тоже в голове был бесплодным. Как многие амбициозные мальчики того времени, научившиеся играть в рискованные игры с государством и нашедшие способ прятать прибыль на цифровых счетах в Coutts или Pictet, он дико боялся стать жертвой какого бы то ни было давления. Боялся потерять контроль над своими деньгами. А ребенок сделал бы его уязвимым. Мы давно развелись, и я не знаю, справился ли он с этим страхом. Но его установка «не оправдывай свое существование наличием детей, ищи другой смысл» осталась со мной. Она оказалась выгодна нам обоим. Муж радовался, что я не могу манипулировать им с помощью ребенка, я думала о том, что для материнства у меня впереди еще целая жизнь.
Возможно, я изначально бесплодна, просто было недосуг проверить. Первый раз я вышла замуж в девяностые за человека, с которым познакомилась первокурсницей – вроде рано было сразу рожать. Потом Лондон, квартира рядом с Tower Bridge, где жили нувориши из Сити и мы, представители новой волны русских эмигрантов. Моя жизнь состояла из нападений на Harrods и Harvey Nichols, вечеров в Hakkasan, заседаний благотворительных комитетов: мне сказали, что лучший способ войти в местное общество – заняться благотворительностью. Лучше бы посоветовали тогда родить. Я участвовала в балах Красного Креста и организовала общество любителей Большого театра Friends of the Bolshoi. Только появившаяся на небосклоне Анастасия Волочкова станцевала в его пользу, а Рейф Файнс провел с нами светскую премьеру своего фильма «Онегин» – о чем, конечно, написал британский Tatler. Меня представили принцу Чарльзу, причем дважды (он забывал меня в ту же секунду), но мне было весело. В Лондоне можно было встретить за завтраком Изабеллу Блоу (она, кстати, тоже поддерживала Большой), пообедать за соседним столом с Николь Кидман, вечером зайти на вечеринку с Джудом Ло и Рупертом Эвереттом, а на афтепати танцевать с Жизель Бюндхен, у которой еще не было мировой славы и груди третьего размера.
При этом я не сомневалась, что у меня будут дети, скорее всего, двое, просто не сейчас. «Не сейчас» растянулось лет на десять. Серьезно. Я вернулась в Москву работать в Condé Nast. Для любой лондонской девушки это было бы сверхмечтой – участвовать в запуске GQ. Потом еще один проект, и еще. У московских подруг дети пошли в школу, а я только отучилась в Лондоне, где рожать до тридцати никому в голову не приходит. В тридцать пять у меня еще была уйма времени, как я думала.
К тридцати пяти я вышла замуж второй раз, пройдя через тяжелый развод, подделку документов, ложь и угрозы физической расправы – если буду претендовать на его деньги, которые десять лет были нашими. «Кажется, все же правильно было не заводить в этом браке детей», – перекрестилась я. И помчалась создавать женский журнал в стиле, который я назвала неоглянцем, – он должен был стать дерзким, умным, смешным и не походить на обычные женские издания. Так родился SNC, в первой инкарнации Sex and the City, от былой славы которого остался телеграм-канал «Антиглянец», но это лучшее перевоплощение из всех возможных.
Мой новоприобретенный феминизм, вполне свойственный девушкам, что выжили после подобного кораблекрушения, неизбежно привел меня к позиции childfree. Добровольной – это не то же самое, что childless. Я и тогда не знала, что бесплодна, и выбор делала сама. Второй брак полностью соответствовал «новой мне» – мы были два независимых профессионала, которые стали парой, потому что им хорошо вместе и говорить, и молчать. Учитывая мое увлечение карьерой, чаще молчать.
Феминизм носил, конечно, вполне московский характер: обливаться розе на Nikki Beach везет он, но в остальном я – вся из себя независимая и самостоятельная. И нам не нужны были дети, хотя мы не против их когда-нибудь завести. Или не завести. Как я захочу. Никаких обязательств, никакого давления. Ни от кого. Полная гармония.
Моя любимая Элизабет Гилберт (которая ела, молилась и любила) писала, что не все женщины рождены для материнства. Более того, во все времена и культуры существовал довольно большой процент бездетных женщин. Они становились миссионерами, заведовали приютами и больницами. Не имея расходов на собственных детей, они могли вовремя помочь чужим детям. Лев Толстой, например, осиротел очень рано, и его, трех братьев и сестру воспитывала тетя – бездетная помещица Пелагея Юшкова, богатая светская дама. Да таких примеров можно найти миллион! Я к этому и написала свой пост про возможную пользу детям даже от меня, бездетной. А точнее, именно потому, что я бездетна.
Плакала ли я ночами в подушку? Жаловалась, что меня обошли в генетической гонке, причем незаслуженно? Была ли я несчастной и обделенной? Тогда – ни разу. Я не очень понимала, хочу ли детей, но точно знала, чего могу лишиться с их появлением. Я примеряла разные варианты развития событий. Мои дети воспитываются нянями, как у Жени Линович? Я делаю из них маленьких звезд, как Яна Рудковская, и мир знает каждый их шаг? Убежденные домохозяйки рассказывали, что не уверены, стоило ли всю жизнь посвящать детям. Яростные карьеристки вообразить не могли, что их жизнь с рождением детей приобретет такие краски. Единого мнения на сей счет не было. А моя жизнь без детей была прекрасна и удивительна. Меня даже приглашали на елку «Татлера» – я выгуливала там дочек светских подруг. То есть ни в чем не чувствовала себя ущемленной.
Но Бог все-таки смог влепить мне ответную оплеуху. К сорока я решила, что пора. Мы переехали в Мещерское, завели собаку и сдали тесты. Бесплодие. Ты хотела быть childfree – так будь ею.
Это был удар поддых. Я, оказывается, сама ничего не решаю. Все было решено за меня. Меня стали бесить разговоры о детях, фильмы о беременности. Я попала на минное поле, потому что детская тема, оказывается, везде. Я, как русалочка, испытывала боль при каждом шаге. Каждая демагогически повторенная фраза «жизнь без детей бессмысленна» отзывалась приступом ярости. А все остальное вообще не считается смыслом?! Я попала в категорию неудачниц. Теперь понятно, почему женщины не хотят говорить о своем бесплодии в наше время неудержимого самопиара. Мы ведь должны бесконечно рапортовать о сверхдостижениях: отрастила ноги, уменьшила попу, дети пошли в Кембридж, повесила на стене Уорхола и свой портрет от Энни Лейбовиц, выставила компанию на IPO. Снова забеременела в пятьдесят от молодого мужа-миллионера. Не меньше. Кто же признается в том, что проиграл?
Хотя с какого перепуга? Я стала хуже? Воровкой, убийцей, предательницей? Чего мне смущаться? Ты – блондинка, я – бесплодная. Просто констатация факта. Элизабет Гилберт посчитала, что нас, бездетных, но очень ценных для общества, во все предыдущие века было примерно 10%. Сейчас, полагаю, больше. Мы новая демографическая сила с другими привычками потребления. Мы влияем на все общество – где вы видите детей, кроме праздников в Ribambelle? Но главное – у меня по-прежнему есть выбор. Подруга-ровесница недавно стала мамой. С помощью ЭКО. Про Олю Панченко и Яну Рудковскую вы сами все знаете. Вчера мы с Мирандой Мирианашвили проливали слезы в ее гостиной, рассказывая о своих неудачных попытках забеременеть, а сегодня ее дети уже вовсю разговаривают. Моя любимая приятельница, ровесница Дженнифер Лопес, недавно родила дочку с помощью суррогатной матери. Как сказала мне однажды Тина Канделаки, мы были первыми богатыми девочками и станем первыми богатыми бабушками. И будем совершенно непохожи на наших мам. Кто сегодня, глядя на Джей-Ло, скажет, что она слишком стара, чтобы завести ребенка? Мы будем рожать в пятьдесят или останемся бездетными – выбор за нами.
Но я не буду считать свою жизнь напрасной, если у меня так и не появится ребенок. Несмотря на Божену и Ксению, резко изменивших точку зрения на материнство, я смогу по-прежнему гармонично пребывать в состоянии чайлдфри. Гилберт ссылается на американских ученых, исследовавших уровень удовлетворенности жизнью среди пожилых женщин с детьми и бездетных. Нет, оказывается, никакой связи. На уровень их счастья влияли только две вещи: здоровье и деньги. Так что вкладывайте деньги в превентивную медицину, а время – в спорт. Йога, пилатес, планка и модный нынче animal flow вам в помощь. Продемонстрировав инстаграму прокачанную попу и отрапортовав, что стою в планке семь минут, я почувствовала: раз могу контролировать свое тело, то могу абсолютно все. В том числе и стать мамой.
0
66.00
