«Меня позвали на пробы на роль Лены в «Березку», а я читала и думала: «Но я же абсолютная Варя! Это я!» В итоге договорились, что пробовалась именно на Варю. И, пройдя три круга проб, получила заветную роль. Когда мне прислали сценарий сериала «В парке Чаир», который давно снят и очень ждет своего выхода, все опять повторилось. В письме продюсеров значилось: «Предлагаем роль Ани». Прочла сценарий и думаю: «Я вовсе не Аня. Вот же я, Люба, главная героиня. Это я, точно я! У нас даже истории с театральным институтом пересекаются». И вновь, прислушавшись к себе и не испугавшись это сказать, сорвала куш — точнее, получила еще одну роль мечты».
— Я пришла на просмотр к Антону Юрьевичу Яковлеву, художественному руководителю Театра имени Гоголя, сильно истосковавшись по сцене. За три года до этого ушла из труппы Малого драматического театра в Санкт-Петербурге, переехала в Москву, и получилось, что сделала очень внушительный перерыв, ведь с 17 лет, со времен учебы в институте, без сцены не проводила ни одного года. Так вот за пару месяцев до показа Антону Юрьевичу у меня в голове начала звенеть одна мысль: «Хочу на сцену, снова хочу на сцену». Меня сопровождает стойкое убеждение, что все будет по судьбе, и почему-то я чувствовала, что нужный театр сам каким-то образом появится в моей жизни.
В тот момент я снималась в сериале «Лихорадка» Александра Касаткина, который уже можно посмотреть в интернете. Играла вирусолога, тонула в сценарии, над которым мы очень серьезно работали. Ведь тема создания вакцины от Эболы (в фильме она называется «N-бола») — это очень серьезно. Мы понимали, что среди зрителей нашего сериала будут и профессионалы, и люди с медицинским образованием тоже могут включить телевизор. Поэтому для меня было предельно важно, не получив медицинского образования, все-таки понимать все то, о чем я говорю в кадре, к каким терминам прибегаю, о каких процессах рассказываю коллегам-партнерам, также играющим медиков. Мне было нелегко, но это был труд в огромную радость, а отсутствие сна только добавляло правдоподобной усталости глазам. Это был очень счастливый период.
И именно в тот момент, когда была с головой погружена в сложнейшую роль, случилась наша с Антоном Юрьевичем Яковлевым встреча. После долгого разговора я прочитала программу, которую сама для себя выбрала. В нее вошли как старые отрывки, с которыми еще поступала в институт, так и стихи, которые читала на поэтических вечерах, и даже кусочек из спектакля «Братья и сестры» в постановке Льва Абрамовича Додина, где я какое-то время играла Лизку Пряслину. Потрясающую роль, созданную не менее потрясающей Натальей Акимовой. Потом через какое-то время я показала Антону Юрьевичу отрывок из «Трех сестер». И вдруг, играя Ирину, на словах «Душа моя как дорогой рояль, который заперт, и ключ потерян» я разрыдалась так, что не могла остановиться до конца отрывка. Казалось, вся скопленная за годы без сцены энергия прорвалась, вся тоска по сцене театра бесконечным потоком воды все лилась и лилась. Я еле произносила следующие реплики, отчетливо осознавая, что значили слова мастеров «на сцене интереснее смотреть не на то, как человек плачет, а на то, как сдерживает рыдания». Удивительная черта актеров: после того как со мной случилась натуральная женская истерика во время отрывка, чувствовала я себя потрясающе. И поняла, что, кажется, у нас с этим театром сейчас началась длинная совместная история.
— «Грозу» Александра Островского ставили во множестве театров бесчисленное количество раз. Хорошо известен фильм, где роль Катерины сыграла Алла Тарасова. В «Современнике» блистала в роли Кабанихи Елена Яковлева, она разговаривала с партнерами тихим голосом, при этом наводя ужас не только на них, но и на зрительный зал. Спектакль Антона Яковлева совсем не похож на предыдущие постановки пьесы. Какие задачи перед артистами он ставил? Почему знаменитый монолог «Отчего люди не летают!» звучит со сцены в урезанном виде? Чем вам близка такая режиссерская концепция и роль Катерины в такой интерпретации?
— Я отношусь к Антону Юрьевичу с большим доверием. Еще на показе он дослушивал любой материал до конца, не останавливал, а действительно въедливо и предельно внимательно вслушивался в тебя, будто пытался заглянуть в самую глубину, понять, на что ты способна и, самое главное, что ты за человек, что волнует тебя, из чего ты состоишь. Когда я смотрю на труппу нашего театра, изумляюсь. Как ему удалось найти и собрать в одном месте столько светлейших людей? Без шуток, между актерами в нашем театре нет склок, нет дрязг, никто не приносит с собой разрушающую, токсичную атмосферу. Все берегут друг друга и, даже если устают, не раздражаются, не перестают любить своих коллег.
Когда Антон Юрьевич начал работать над спектаклем «Гроза. Искушение», предложил мне сыграть роль Катерины. Интереснее всего мне было посмотреть на эту роль не как на хрестоматийный образ, не как на привычный «луч света в темном царстве» (статью с таким названием, посвященную разбору пьесы Островского «Гроза», в свое время написал Николай Добролюбов, и эти слова стали нарицательными), а как на живого человека, живой организм, живую женщину, в которой переплетается огромное количество полярных эмоций. Я не пыталась обелять своего персонажа, а внимательно читала автора, который дает нам огромное количество ключей в тексте, чтобы ее понять.
Я могу часами говорить об этом и искренне спорить с представлением о Катерине как о «луче света в темном царстве» — а именно таким образом и никак иначе в советские времена нас еще в школе учили воспринимать эту героиню. Но внимательно вчитайтесь в текст автора: уже после самоубийства Катерины Кабаниха, ее свекровь, произносит: «Это она в последний раз свой характер хочет выдержать». Начинаем задаваться вопросом, а что там за характер, и читаем, как Катерина в другой сцене сама о себе говорит: «Я еще лет шести была, не больше... Обидели меня чем-то дома, а дело было к вечеру, уж темно; я выбежала на Волгу, села в лодку, да и отпихнула ее от берега. На другое утро уж нашли...» Вот это луч, нечего сказать! Или все же Катерина — чрезвычайно ранимый, импульсивный, готовый в драматичных ситуациях эгоистично поступать от обиды организм, способный на широкий жест, в отличие от других детей, которым бы даже в голову не пришло рисковать собой и здоровьем близких? А ее монолог о том, как она любила в церковь ходить? «Маменька говорила, что все, бывало, смотрят на меня, что со мной делается!»
Я часто повторяла, что с природой Катерины спасти ее могло бы только одно — если бы в те времена существовали театральные институты. (Смеется.) Для меня этот персонаж — родной. Знаю ее, как свою ближайшую подругу, знаю все ее качества: где она добра, где по-детски жестока, где цинична, где иронична, как она невероятно искренна, предельно лишена способности врать, как ни странно, оттого и не способна выживать и адаптироваться в среде, где не чувствует себя счастливой. А могла ли быть счастливой героиня, настолько «бескожно», кричаще, отчаянно воспринимающая этот мир?
Мне, кстати, всегда казалось, что в Катерине очень много юмора, иронии, иначе чем еще ей спасаться здесь, в городе Калинове, где ты никем не понят, а люди существуют исключительно в центре своих переживаний, страхов и болей, зациклены на этом (пожалуй, все, кроме Кулигина, говорящего о людях без осуждения и порицания и не возвышающего свои проблемы над ними, а рассуждающего о них с пониманием, состраданием и пытающегося помочь всем действенно). Остальные же не в состоянии, как и Катерина, искренне слушать и слышать тех, кто рядом, тех, у кого такой же сильный внутренний крик о поиске счастья и гармонии в этом мире.
Благодаря художественному прочтению Антона Юрьевича мы смогли подчеркнуть в спектакле все эти черты, все ее слабости, всю ее недюжинную силу характера, всю ее упорность и даже упертость, всю ее искренность и восторженность, а также неспособность быть гибкой с теми, кого она не любит, ее детскую непосредственность и большое стремление к чистоте, желание быть тем самым лучом, коим она как раз не является. Для меня работа над этой ролью вылилась в важнейший, предельно серьезный процесс. У меня на диктофоне сохранилось около тридцати записей текстов Катерины, произнесенных абсолютно по-разному. Потому что я уверена: актеру совершенно необходимо находиться в постоянном поиске смыслов, в поиске правды, в поиске нужной, той самой живой интонации. В общем, не успокаиваться. Перед первой репетицией я посмотрела в записи спектакль Малого театра. Мне очень понравились какие-то важные смысловые вещи. Я положила их в свой «внутренний чемоданчик», который всегда со мной во время работы над ролью, и пошла работать дальше. (Смеется.) Мы три месяца репетировали в атмосфере очень большой любви к произведению. Не обошлось и без казусов. Во время одной из репетиций я сломала мизинец и выбила несколько пальцев, прямо на великих словах «Отчего люди не летают так, как птицы» рухнув со стола, на котором стояла и читала монолог. Репетиции мы продолжили, когда это стало возможно по здоровью, да и в конечном итоге переместились со столов в другую мизансцену.
Зову на этот спектакль всех. У нас чудесный актерский состав. Кабаниху играет потрясающая Ольга Николаевна Науменко, и делает это восхитительно, Бориса — мой большой друг Илья Антоненко, Тихона — чудесные Марк Бурлай и Андрей Кондратьев в разных составах. Я очень сильно люблю то, какой мы создали Катерину. Это была моя первая от начала и до конца самостоятельно сделанная роль на сцене профессионального театра. Когда мне сказали, что Марина Райкина и «Московский Комсомолец» наградили меня премией «За лучшую женскую роль» в возрастной категории «Начинающие», мне было безумно приятно.
— Вы снялись в 23 фильмах. Как выбираете свои проекты? Что должно быть в картине, чтобы вы согласились сниматься?
— Все начинается со встречи со сценарием. Тут присутствует тот самый момент, как в любви. Бывает, что сразу происходит волшебный «Дзинь!», и ты уже помыслить не можешь, что эту роль сыграет кто-то другой. Так было у меня много лет назад в сериале, вышедшем под названием «Наживка для ангела». Там собрался чудеснейший актерский состав: Татьяна Лютаева, Борис Щербаков, Леша Бардуков, Марк Богатырев, Таня Арнтгольц, Галенька Безрук. И вот я помню, как вечером легла читать сценарий, а закончила в семь утра, и всю ночь давилась от смеха над репризами моей героини Майи, пытаясь не разбудить сестру. Когда я поехала на пробы, в моей голове стучала единственная мысль: «Никому не отдам, просто не имею права отдать эту роль!»