В последнее время в глухих или людных уголках столицы можно столкнуться с необычной настенной живописью - лики и фигуры святых, образы Спасителя, ангелы и херувимы.
Ближние задворки Ленинского проспекта, квартал, некогда населенный работниками «умственного труда» из МГУ и Академии наук. По полу «сталинской квартиры» разложены баллоны с нитрокраской, рюкзаки, упаковочная бумага. Под окном, в пятне света, лежит рисунок в человеческий рост. Антон Беликов уже который час стоит над ним на коленях - заканчивает прорезать трафарет для будущего граффити*. На нем апостол указывает на небо рукой. И, чтобы было совсем понятно, надпись строгим шрифтом сообщает: «Посмотри на небо».
Мой собеседник по образованию художник-монументалист и философ, а в суждениях - радикал или революционер с обратным, консервативным знаком.
- Понимаешь, у нас христианство живет практически в гетто, - говорит Антон, не отрываясь от трафарета. - Вроде все легально и общепринято, но тебе говорят: «Знаешь, брат, ты будь христианином в церкви, а в миру не надо». То есть десять заповедей как бы можно исполнять только в храме, а в обычной жизни не нужно! Вот мы и пытаемся извлечь христианство из изоляции и вернуть его в живую культуру. При этом мы понимаем, что все это обречено на полнейший провал.
Я не соглашаюсь:
- Не может быть провала - людей цепляет. Кому-то нравится, кто-то, наоборот, считает, что вы навязываете всем христианство.
- Честно, мне все эти мнения просто неинтересны. Неинтересно мнение апологетов религии: мол, молодцы какие! Неинтересны высказывания «образу место в церкви». Уличное искусство равнодушно к любым официальным реакциям, ни у кого не спрашивает разрешения и не ищет одобрения. И сам художник, который это делает, не имеет никакого значения. Значение в том, что этот рисунок появился и его увидели, пусть нескольких секунд. И мы пытаемся уложить все, что хотим сказать, в эти три секунды, во вспышку короткого образа и два-три слова.
Антон вдруг спрашивает нас с фотографом:
- Паспорта с собой? Просто то, чем мы занимаемся, - вандализм в чистом виде. Но я не скрываюсь. Сам по себе смысл в чем: вот попробуйте мне у себя дома, в России, запретить рисовать Христа на улице! Это абсурд. Если задержат, посмотрим, что из этого выйдет. Будет прецедент. А вообще паспорт в кармане - лучший друг уличного художника. И «глупый телефон»…
- ?
- Глупый, с кнопками. Чтобы ментам неинтересно в нем было лазать. А паспорт - чтобы не ждать, пока твою личность три часа будут устанавливать в отделении.
ЗАМАЗАТЬ РАВНОДУШИЕ
Хлопают двери. Приходят еще два уличных художника. У Саши Цыпкова закончилась воскресная служба в храме. Он тоже художник-монументалист, расписавший десятки церквей и монастырей. С ним миниатюрная девушка Маша с васильковыми глазами. У Маши тоже в руках какие-то трафареты, упакованные в бумагу.
Я спрашиваю, конечно:
- Маша, как вы связались с бандой вандалов?
Оказывается, она профессиональный иконописец, шесть лет в Свято-Тихоновом университете. Из верующей многодетной семьи, причем ее родители - ученые-физики, что несколько опровергает любимый довод атеистов. Мы говорим о развитии церковного искусства, а Антон Беликов, вносит в эту благочестивую беседу уточняющие радикальные реплики.
- У иконописи есть какое-то развитие или все по древним канонам?
- Это узкоспециальная среда. Но были выставки икон, они рассматривались уже как произведение искусства. И была дискуссия, где икона должна быть.
(Антон кричит: «Да везде она должна быть!»)
Машу не сбить:
- Иконопись все-таки развивается. Но мне кажется, что многие художники просто скатываются в поиски стиля...
(Антон: «В поиски бабла они скатываются! Баблища!»)
Ребята раскладывают баллоны с краской по рюкзакам, мы одеваемся тепло, насколько это возможно. В прихожей, прислонившись к стене лицом, стоит какая-то доска. Массивная, с деревянными клиньями и коваными петлями-подвесами, неподъемная даже на вид. Антон, перехватив мой взгляд, разворачивает доску ко мне лицом. Это «Богородица Оранта» из смальты, настолько тонкой работы, что лик сопоставим с фотографией. Набрать его из камушков? Как? Мне казалось, что со времен Византии такое не делают…
Антон, оценив реакцию журналистов, объясняет:
- Тоже наша работа, мы не только стены пачкаем…
Как выяснилось, «испачканные» ребятами стены живут недолго.
- От нескольких часов до нескольких суток, - объясняет Саша. - Маша у Бауманской в стенной нише нарисовали Иоанна Крестителя, а через несколько дней его замазали черной краской. И это явно сделали не гастарбайтеры, а такие же уличные художники, потому что обычно закрашивается в цвет стены. Получилось концептуально, и тогда мы написали в нише: «Покайтесь!»
На Кутузовском есть огромный Спаситель, а рядом граффити, шрифтами: «У Христа за пазухой» и стрелочка. То есть они вступают в какой-то диалог. Но обычно пишут какие-то ехидные комментарии, потому что эта публика обычно анархичная и левацкая.
- А зачем замазывают?
Саша пожимает плечами:
- Иногда - непонятно. Мы же не вандалим электрички! Иногда - понятно. Например, нашел подземный переход, ночь, никого нет. Просто гигантский холст. И решил - нарисую здесь прекрасного херувима, он хорошо вписывался в стену. Крылья у него были метров 15 в размахе. Утром пришел сделать хорошие снимки, а херувима просто нет, закрашен. А рядом какой-то товарищ из ЖКХ совершает намаз.
Пытаюсь обрулить пробки, чтобы выехать к Академии наук, и обдумываю услышанное. Действительно, все очень странно. Я, например, уже год наблюдаю из окна электрички Савеловского направления надпись «Бей, ж.., спасай Россию!» и километры - это не преувеличение - разноцветной американской графферской мазни. Неопрятная мазня, настоящая чума больших и не очень городов, пытается донести до нас какие-то смыслы, рожденные в мозгах, сожженных метамфетамином и крэком на другом континенте. И никому до этого дела нет. А от рисунков на христианскую тематику у кого-то сразу подгорает. Значит, художники попали в точку. Главное, чтобы не было равнодушных?
«СПАС В СИЛАХ» И «СПАС В МОДЕ»
Мы бродим по задворкам чудовищной транспортной развязки Третьего кольца и Ленинского проспекта. Мы здесь не первые и не последние. Почти все вертикальные поверхности уже забомблены нашими предшественниками, причем в несколько слоев. Гетто как есть. Редкие прохожие напрягаются, потому что абсолютно непонятно, что мы тут забыли и зачем нам эти гигантские картонные папки.
Антон объясняет:
- Надо же рисунок вписать в среду, чтобы люди вздрагивали, увидев.
Святого, призывающего посмотреть на небо, рисуем у выхода из мрачнейшего полуподземного перехода, пугающего и сплющивающего одинокого путника. В этом месте любой поднимет голову. Маша рисует лик Спасителя у какой-то лесенки, идущей из ниоткуда в никуда. А Саша развернулся у подножия смотровой площадки. Он любит большие формы, поэтому верхний край нимба дорисовывала Маша, а мы ее держали за ноги.
Над нашими головами хохочет школота с барышнями, на нас высыпают пакет чипсов и сбегают. Думаю, что стоило бы догнать и надавать подзатыльников, но что-то останавливает. Возможно, неоформившееся до конца понимание того, что делается на наших глазах.
К нам сверху спускаются два таких типичных городских пацанчика, нарядно и дорого одетых. Но чувствуется - с окраин. Мы сами с окраин. Меньше всего они ожидали увидеть на стене Христа. Один удивленно выдавливает:
- Что, Христос сейчас в моде?
Антон охотно вступает в беседу:
- Христос всегда в моде. Ждем второго пришествия, «чаем воскресение мертвых и жизни грядущего века».
Спрашиваю одного из первых зрителей:
- Верующий?
И чувствую, как его начинает что-то раздирать внутри:
- Крещеный, верующий… но не сильно.
- Это сложно определить - силу веры.
Парень как-то растерянно кивает головой. И признается:
- Скорее атеист.
Впрочем, это не мешает парням сделать селфи со Спасителем, фотограф им помогает.
Саша заканчивает рисунок - тонирует лик. Мне суют в руки баллоны. Они мерзнут и льют краску - никак не получается сделать пронзительный взгляд. Я трясу баллоны, а в перерывах грею их на груди. Маша, согнувшись над куском бумаги, что-то вырезает маникюрными ножничками. Потом встает, двумя движениями прилепляет два кусочка бумаги в глазницы и говорит:
- Слезницы красным не забудь сделать.
Теперь взгляд Спасителя бьет так, что ноги подгибаются в коленях.
Саша восхищенно выдыхает:
- Сразу видна рука иконописца!
Лик закончен. По мнению Саши, он сделал сейчас то, что много раз делал в храме, единственное, что ему не нравится, - скорость, с которой пришлось работать. И ничем это православное граффити не отличается от фрески или храмовой росписи. Маша, наоборот, хихикает: «Испачкали стену». Поворачиваюсь к Антону:
- Что вы сейчас сделали?
- Акт русского православного вандализма. Немного не повредит. Вон, видишь - богатые люди живут. Выйдут на балкончик, может, что-то и щелкнет в голове. А может, и нет. Бог знает.
*Правильно этот вид современного искусства называется стрит-арт - «уличная живопись», но слово «граффити» распространено шире и понятнее.
ДРУГОЙ ВЗГЛЯД
Христос на заборе? Да ради бога!
Сергей ПОНОМАРЕВ
Любое искусство лучше серости.
Как я, человек неверующий, убежденный материалист и атеист, отношусь к тому, что православные художники украшают город рисунками на религиозную тематику? Нормально отношусь, только не удивляйтесь. Христос на стенах? Да ради бога! Только уж тогда надо по справедливости: если рисуют православных апостолов и святых, то в многонациональной и многоконфессиональной столице должны появиться в виде граффити и изображения Будды, изречения из Корана и Торы, а для атеистов и неверующих - лица светил науки и инженерной мысли - Ландау, Королева, Гагарина, которые в бога не верили и не скрывали этого.
Когда мы говорим о некоей миссии даже такого изобразительного искусства, почему-то сразу вспоминаем советскую монументальную пропаганду и плакаты, звавшие в светлое будущее. Что ж, православные художники-миссионеры могут верить, что они именно таким образом спасают мир. Их право. Как и право граждан светского государства верить или не верить, поклоняться одним или другим богам, чтить разных святых или относиться к религии скептически. Это и называется свободой совести.
Только ни в коем случае не надо замазывать эти рисунки! Они в любом случае лучше серых стен и темных мыслей.