О Керченско-Феодосийской десантной операции в послевоенные годы почти не вспоминали. Ведь после успешного начала в декабре 1941 года она через пять месяцев окончилась тяжелейшим поражением. В последние годы были опубликованы написанные тогда доклады спасшихся командиров и политработников. Однако верховный главнокомандующий сохранил в своем архиве совершенно другой документ о керченской катастрофе.
После поражения вермахта под Москвой любая новость об успехах Красной армии воспринималась как еще одно свидетельство того, что в ходе войны произошел перелом и наша победа все ближе и ближе. 29 ноября 1941 года Совинформбюро сообщало:
"Несколько дней назад неожиданным налетом немецких войск был занят Ростов-на-Дону. 28 ноября части Ростовского фронта наших войск под командованием генерала Ремизова, переправившись через Дон, ворвались на южную окраину Ростова и вели бой на улицах города с немецкими войсками. Ночью с 28 на 29 ноября части Южного фронта советских войск под командованием генерала Харитонова, прорвав укрепления немецких войск и грозя им окружением, ворвались с северо-востока в Ростов и заняли его. В боях за освобождение Ростова от немецко-фашистских захватчиков полностью разгромлена группа генерала Клейста в составе 14 и 16 танковых дивизий, 60 мотодивизии и дивизии СС "Викинг". Немецкие войска в беспорядке отступают в сторону Таганрога".
А месяц спустя радостные новости пришли из Крыма. 30 декабря 1941 года в сводке говорилось:
"29 и 30 декабря группа войск Кавказского фронта во взаимодействии с военно-морскими силами Черноморского флота высадила десант на Крымском полуострове и после упорных боев заняла город и крепость Керчь и город Феодосия.
При занятии Керчи и Феодосии особенно отличились войска генерала Первушина, генерала Львова и группа военно-морских сил во главе с капитаном первого ранга Басистым.
Противник на обоих участках отходит, преследуемый нашими частями. Захвачены трофеи, которые подсчитываются".
А "Красная Звезда" на следующий день писала:
"Взятие их усиливает наши позиции, кладет начало освобождению Советского Крыма. Однако дело не ограничивается этим. Достаточно взглянуть на карту, чтобы понять, что из Керчи немецко-фашистские захватчики угрожали непосредственно Кавказу. Керчь в руках врага была оружием, нацеленным прямо в сердце нашим плодороднейшим и богатым нефтью краям. После разгрома у Ростова немцы особенно дорожили этим оружием. Но Красная Армия стремительным и мощным ударом выбила его из рук врага".
Однако быстро, с ходу развить успех не удалось, а 18 января 1942 года подтянувший резервы противник вновь захватил Феодосию. Причиной этой неудачи в числе прочего было и то, что задействованные в операции войска Закавказского фронта до высадки в Крыму прежде участвовали только в совместной с британцами операции "Согласие", в ходе которой заняли северную часть Ирана. И их необстрелянность вместе с отсутствием боевого опыта у командиров называли в числе причин, вызвавших проблемы уже в самом начале операции.
ВВС РККА не имели достаточно сил и средств для поддержки десанта. А о том, насколько важно в условиях господства германской авиации в воздухе обеспечить переброску на полуостров зенитных подразделений, никто как-то не подумал. В итоге из-за непрерывных воздушных атак возникли огромные проблемы со снабжением по морю и части Красной армии начали испытывать недостаток во всем — живой силе, технике, боеприпасах и продовольствии.
Не менее серьезной проблемой оказались и принятые Ставкой Верховного Главнокомандования кадровые решения. Командующего Крымским фронтом генерал-лейтенанта Д. Т. Козлова полностью подчинил себе представитель Ставки — начальник Главного политического управления РККА армейский комиссар 1-го ранга Л. З. Мехлис. Вполне обоснованно считая себя глазами и ушами Сталина, он вмешивался абсолютно во все аспекты управления войсками, включая те, о которых не имел ни малейшего представления.
Результат оказался соответствующим: с 27 февраля по 13 апреля 1942 года фронт трижды безуспешно начинал наступление. Следующее наступление намечалось на последнюю треть мая, но разведка обнаружила сосредоточение частей вермахта, готовившихся перейти в наступление. В ночь с 7 на 8 мая 1942 года артиллеристы нанесли по ним упреждающий удар, но результат его был куда меньшим, чем ожидалось. Для нанесения серьезного урона врагу элементарно не хватило снарядов.
"Искали штаб армии, и тоже напрасно"
А вслед за тем произошло то, что и должно было произойти. Противоречивые и непродуманные приказы командования вызвали сумятицу и неразбериху. И о последовавших вслед за тем событиях писал Сталину из госпиталя раненный под Керчью офицер 179-го отдельного саперного батальона А. Ф. Мешканов.
"Совинформбюро,— докладывал младший лейтенант,— 24.V.42 г. сообщило об отходе частей РККА с Керченского полуострова в полном порядке, с выводом техники. Считаю, что это сообщение, если нашли необходимым его опубликовать, не совсем критично и вызвало недоумение. Будучи участником отхода наших частей в период с 10.V.42 г. по 19.V.42 г. считаю необходимым описать Вам о нашем положении в эти дни.
Был ли отход в эти дни до конца организованным? Нет!
Эвакуация техники и людей будет незначительной. Мы опозорили страну и должны быть прокляты
10.V.42 г. наш 179 ОСБ 138 с. д. 51 армии, прикрывавший штаб дивизии на одной из высоток в районе ж. д. станции Акманай, получил приказ об отходе. Отходили под сильным огнем и угрозой полного окружения танками противника, и это было началом неорганизованности. Командование нашего батальона и других подразделений не сделало никаких попыток собрать разрозненные взводы, роты. На вопрос, куда идти, встречающиеся старшие по званию говорили: "Идите за отходящими впереди". Все перемешалось: рода войск, наименования частей, армий. В глаза бросились оставленные у ст. Акманай тяжелые орудия, гусеничные тракторы, снаряды, и это продолжалось на всем дальнейшем пути дополненное автомашинами, повозками, табунами лошадей. Особенно заметно было, что имущество оставлено 2-м эшелоном. Шли по берегу Азовского моря. Ждали сигнала "стой". В районе Салын у водной преграды образовалось большое скопление транспорта, складов, людей. Запасы спиртных напитков разбирались без меры, и толпы пьяных угрожали орудием. Раненых бросали. Группа саперов-командиров нашла брод для автотранспорта, но машины стояли без шоферов, танкисты шли без танков. А утром 11.V.42 г. налетели бомбардировщики противника и дополнили картину разрушения.
Этот день для некоторых был днем начала паники. Все устремилось на Керчь, подвергаясь непрерывной бомбежке с воздуха".
В следующие дни, как писал Мешканов, неразбериха только нарастала:
"13.V.42 г. за Турецким валом (одноименным с валом на Перекопском перешейке.— "История") стали попадаться отдельные старшие командиры, дающие направления по расположению частей, но ничего не находя, двигались в прежнем беспорядке.
14.V.42 г. случайно встретили пьяного офицера связи из штаба 51 армии. Развернул карту, рассказал о дислокации дивизий, но только, например, 138 с. д. и других не было в положенном месте. Люди из 77 с. д. искали штаб армии, и тоже напрасно, так как все менялось через каждые 3-4 часа. Артиллеристы 239 артполка 77 с. д. и других полков с печалью рассказывали об оставленных в руках врага орудиях: нет горючего, нет снарядов.
На дороге в районе Калиновка и Либкнехтовка мы находили совершенно секретные документы какого-то штаба (в частности, например, документы за подписью нач. политуправления фронта о бывш. нач. политотдела 138 с. д.). Сопротивление противнику в этот день было на левом фланге, по побережью Черного моря.
15.V.42 г. попытались присоединиться к 1-му арм. запасному полку как более организованному, но это не совсем легко было: одни старшие командиры гнали на линию обороны (где? куда?), мало представляющие положение в силу хотя бы чрезмерного потребления водки, другие командиры с угрозами предлагали немедленно найти свои подразделения. Многие бойцы и командиры уже по три дня не кушали, никто об этом не беспокоился и задерганные несколькими решениями на протяжении часа стали говорить о неверии комсоставу. Собранные днем в оборону, они ночью уходили в сторону переправ, и особенно начинало сказываться отсутствие среднего и старшего комсостава.
На побережье Керченского пролива от завода им. Войкова до Керченской крепости было брошено огромное количество автомашин, повозок. На окраине поселка Жуковка стояли почти новые брошенные тягачи и тяжелые гаубицы. Табуны лошадей бродили по всей территории, и люди, побросав орудие, прятались в щелях, в домах поселка. С утра до вечера все это уничтожалось авиацией и минометами противника".
"Организовать питание за счет трусов"
В письме рассказывалось и о мужестве не поддавшихся панике бойцов и командиров:
"Героическое сопротивление оказывали врагу артиллеристы в районе Керченской крепости и бойцы всех родов войск в районе т.н. горы Иванова. Шли на штурм танков врага с винтовками, ручными и станковыми пулеметами, но все это было без серьезной связи в целом.
16.V.42 г. уже многое было налажено паникой и мыслью: нас бросили! 17.V.42 г. танки противника в районе поселка Жуковка прижали нас к берегу. С отвалов завода били автоматчики. Западная окраина п. Жуковка утром защищалась четырьмя человеками против одного танка и человек 20 автоматчиков и солдат противника. Особенно отличился неизвестный пулеметчик, открывший дуэль с танком до последнего патрона. Танк остановился, а автоматчики большей частью были перебиты огнем из винтовок. Не было ни противотанковых ружей, ни гранат, ни зажигательных бутылок и даже патронов. Позже на помощь подоспела группа бойцов во главе с капитаном"
Но паника продолжалась и распространялась все шире и шире:
"Получив ранение,— писал Мешканов,— 17.V.42 г. я направился искать санбат и с трудом нашел таковой, где начальником был военврач 2-го ранга Козлов. Раненые были предоставлены самим себе, сотрудники, за исключением 2-3 человек, попрятались в щелях. Чувствовалась подавленность и безнадежность. Врач Степанов жаловался на позорное поведение начальства, сбежавшего на переправу. Пришлось резко вмешаться в их дела и организовать питание за счет трусов, побросавших оружие и направляющихся с мешками продуктов к переправе. Имущество этого госпиталя было в хаотическом состоянии и фактически брошено".
Но, собственно, потеряно было уже все:
"На переправах люди гибли сотнями... В ночь на 19.V.42 г. началась переправа на материк для всякого, кто способен был перелезть через борт рыбацких катеров. И никто не пытался приостановить здоровых военнослужащих и предложить им явиться с оружием, последнее было у 5-6% грузившихся. Проверка приехавших на материк не производилась, и шпионам была открыта широкая дорога. Так было 19.V.42 г.".
У других участников боев под Керчью был собственный взгляд на события. К примеру, начальник санитарного управления фронта военврач 1-го ранга Н. П. Устинов в отчете в Главное военно-санитарное управление РККА писал:
"Хирургическая помощь оказывалась раненым в условиях, вероятно, невиданных ни на каком фронте. Весь оставшийся в наших руках район Керчи был под огнем бомб и снарядов, мин и пожаров. Все открыто, беспрерывное, не умолкающее даже на несколько минут действие вражеской авиации и постоянно новые прибывающие партии раненых. Отмечены прямые попадания бомб в причалы, в войска, в эвакуированных раненых. Санитарная служба, обслуживающие и работающие госпиталя честно, стойко и героически держались до приказа санитарного управления об отходе, только тогда эти госпиталя стали переправляться... 14 мая для спасения медицинских кадров госпиталей я приказал переправлять в первую очередь врачей-хирургов и женщин-врачей под видом сопровождающих раненых на сейнерах и баржах. Благодаря этому удалось значительную часть медперсонала спасти. Часть имущества (незначительную) тоже спасли: надевали на раненых по несколько пар белья, укутывали их простынями, одеялами, хирургический инструментарий по моему приказу брался персоналом в карманы. Высокое сознание долга я должен отметить почти у всех медработников".
Но этот доклад, как и другие документы, только добавлял детали в картину, коротко, но емко описанную в телеграмме Мехлиса в Ставку еще 14 мая 1942 года:
"Бои идут на окраинах Керчи, с севера город обходится противником. Напрягаем последние усилия, чтобы задержать противника. Части стихийно отходят. Эвакуация техники и людей будет незначительной. Мы опозорили страну и должны быть прокляты".
Позднее появилась легенда, гласившая, что Сталин сказал Мехлису, явившемуся с докладом о керченском поражении: "Будьте вы прокляты!" И больше никогда его не принимал. Но это только легенда. В действительности же Мехлиса, как и некоторых других руководителей операции, понизили в звании и сняли с занимаемых должностей.
Были сделаны и другие организационные выводы. 18 мая 1942 года в 51-й армии остановили бегущих бойцов с помощью заградотрядов, сформированных по примеру Гражданской войны. И заградотряды вскоре появились на других фронтах. А описанное Мешкановым разграбление армейских запасов водки привело к немедленному и радикальному изменению правил выдачи "наркомовских ста грамм" (см. "Водку будут получать до 2 000 000 человек", "История", N3, 14.03.16).
Письмо Мешканова Сталин сохранил в своем архиве. Его автор после выздоровления продолжал воевать, как и воевал,— в саперных частях. Батальон, которым командовал майор Мешканов, участвовал в штурме Берлина и освобождении Праги.
А после войны в жизни А. Ф. Мешканова произошло необычайное событие. Он неожиданно получил назначение в Министерство государственного контроля СССР, причем в особую группу контролеров при министре Л. З. Мехлисе. Можно только гадать, читал ли его письмо Мехлис, оценил ли он прямоту Мешканова и его умение точно описывать факты. Или Сталин решил, что рядом с Мехлисом будет полезно иметь человека, который во избежание будущих ошибок министра будет одним своим присутствием напоминать ему о страшной керченской катастрофе 1942 года.
1.0
75.00
