Рынок нефти переживает беспрецедентный профицит предложения. Независимо от того, удастся ли странам — участницам ОПЕК+ реализовать план скоординированного сокращения добычи, к началу лета резко сократить предложение заставит исчерпанность мощностей для хранения коммерческих запасов. В худшем сценарии ценовое дно марки Brent составит 10—15 долларов за баррель
Шоковое влияние пандемии на мировую экономику — за первый месяц карантинов глобальный спрос рухнул то ли на 20, то ли на 30 процентов (в моменте точнее не скажешь), а цены, грубо, вдвое — стало холодным душем для ведущих производителей главного энергоносителя мира. Десятичасовые онлайн-переговоры министров энергетики и нефти стран ОПЕК и не-ОПЕК закончились 9 апреля заключением новой сделки по координации добычи. С мая по июнь совокупное сокращение добычи составит 10 млн баррелей в сутки (мбс), это примерно 10% мирового предложения; в следующие полгода объем сокращения уменьшится до 8 мбс и, наконец, в последующие 16 месяцев, по апрель 2022 года включительно, страны — подписанты соглашения уменьшат снятый с рынка объем предложения до 6 мбс.
Механизм сделки довольно замысловатый. Крупнейшие производители ОПЕК+ — Саудовская Аравия и Россия — сумели договориться снизить добычу на двоих на 5 мбс от некоего расчетного уровня 11 мбс (откуда он взялся — ниже), а вторую половину сокращения, пропорционально фактическим объемам добычи в октябре 2018 года, должны обеспечить остальные члены «широкого» картеля, за исключением Ирана, Венесуэлы и Ливии, на которые из-за особых обстоятельств (санкции США и гражданская война) коллективные ограничения не распространяются.
Правда, есть одна оговорка. В роли анфан террибль выступила Мексика. Министр энергетики этой страны Росио Нале была готова пойти лишь на четверть «расписанных» Мексике ограничений, а по действующей процедуре решение вступает в силу после одобрения всеми странами-участницами.
На момент сдачи этого номера в печать Мексика так и не присоединилась к соглашению, однако прошла информация о телефонном разговоре президентов Мексики и США, в ходе которого Трамп пообещал дополнительно сократить добычу на 250 тыс. баррелей в день, чтобы помочь Мексике выполнить соглашение. Звучит, честно говоря, малоубедительно. Во-первых, Мексике «недостает» до консенсуса ОПЕК+ не 250, а 300 тыс. баррелей. Во-вторых, и это более важно, Америка никаких твердых обязательств на себя по сокращению добычи вообще не принимала.
США не принимали участия в соглашении (в роли наблюдателей из крупных производителей в министерской встрече принимали участие только представители Норвегии и Индонезии; приглашенные Бразилия и Канада отсутствовали), хотя гарантии со стороны США о сокращении своей добычи российская сторона называла обязательным условием заключения новой сделки. Министр энергетики США Дэн Бруйетт заявил, что американские нефтяники и так будут вынуждены до конца этого года снизить объемы добычи примерно на два миллиона баррелей в сутки по чисто рыночным причинам. Президент США Дональд Трамп также высказывался в том смысле, что естественный спад добычи в Америке в этом году на фоне низких цен и пандемии стоит расценивать как вклад его страны в балансировку глобального рынка нефти.
Если сделка все-таки вступит в силу, фактическое сокращение добычи Россией в мае–июне текущего года должно составить 1,5 мбс (по другим оценкам — 1,8 мбс), это впятеро (!) больше сокращений, которые мы посчитали неприемлемыми для себя в Вене 6 марта. Но слишком многое успело измениться за прошедший месяц.
Три года мягких лимитов
ОПЕК контролирует до двух третей общемировых запасов нефти, свыше трети ее добычи и до половины экспорта. Понятно, что имея такие карты на руках, организация, которая этой осенью отмечает шестидесятилетие со дня своего основания, может оказывать существенное влияние на мировой рынок нефти.
Чем она периодически и пользовалась. В частности, чтобы удержать цены на нефть на относительно комфортных отметках в ситуации, когда мировой рынок оказался затоварен избыточной американской сланцевой нефтью.
Тогда, напомним, цены на нефть снизились с отметок свыше 100 долларов за баррель в 2014 году до 30 долларов за баррель нефти сорта Brent к началу 2016-го. Далее последовали длительные переговоры заинтересованных сторон, как членов ОПЕК, так и стран, не входящих в эту организацию, включая Россию. Эти переговоры в ноябре 2016 года увенчались первым соглашением формата ОПЕК+, по результатам которого участники сделки (ОПЕК и 11 внешних партнеров) договорились снизить добычу на 1,7 млн баррелей в сутки, из которых около 1,2 млн приходилось на членов ОПЕК (в том числе 480 тыс. баррелей в сутки — на Саудовскую Аравию), и 300 тыс. баррелей в сутки — на Россию.
Формат соглашения оказался довольно удачным — во всяком случае, цены на нефть удалось поддерживать на достаточно комфортных отметках 65–70 долларов за баррель. Поэтому действие соглашения неоднократно пролонгировали.
Для России ситуация оказалась тем более удачной, что наш бюджет верстался при куда меньших ценах на нефть (порядка 40 долларов за баррель), а объем сокращения оказался для отрасли не слишком чувствительным благодаря точке отсчета ограничений. Дело в том, что при заключении сделки стороны отталкивались от уровня суточной добычи в октябре 2016 года, когда Россия как раз вышла на пиковые показатели добычи. Так что, несмотря на формальное участие в сделке, фактически объем добычи в России в годовом измерении даже вырос. По итогам 2019 года, например, он увеличился на 0,8%.
Кроме того, в 2019 году России удалось настоять на исключении из-под действия соглашения газового конденсата, добыча которого оценивается примерно в миллион баррелей в сутки, это чуть меньше 9% российской суммарной добычи жидких углеводородов. А хитрый Казахстан умудрился вывести за рамки ограничений Кашаган — свое крупное новое месторождение на северокаспийском шельфе (коммерческая добыча началась в 2016 году), одно из немногих с растущей добычей, под соусом его фактически офшорного статуса (разрабатывается международным консорциумом на условиях СРП, казахстанская государственная компания «Казмунайгаз» — крупнейший участник).
Однако даже таким «мягким» сдерживанием добычи странами — участницами сделки ОПЕК+ вовсю пользовались производители сланцевой нефти из США, стремительно наращивая свою рыночную долю.
Безбилетники
Развитие технологий добычи сланцевой нефти, при всей их сомнительной экологичности, коренным образом преобразовало ландшафт как американской нефтяной отрасли, так и всего мирового рынка. По оценкам нефтегазовой компании BP, за 2005–2015 годы добыча нефти в США выросла на 84%, в то время как мир в целом показал прирост только на 10%. За пятилетку 2013–2018 объемы добычи нефти в этой стране выросли более чем в полтора раза — с 7,1 до 11,1 мбс. Причем весь прирост был обеспечен именно сланцем, здесь объемы добычи выросли почти вдвое — с 3,5 до 7,5 мбс. По итогам же 2019 года, как сообщает управление энергетической информации при американском минэнерго, США установили рекорд добычи — более 12 мбс.
Благодаря сланцу по итогам 2019 года США превратились в нетто-экспортера нефти — впервые за 45 лет. Всего за три года, с 2017-го по 2019-й, США нарастили экспорт нефти более чем втрое — с 1,2 до 3,7 мбс (подробно американскую сланцевую революцию, равно как и накапливающиеся в отрасли риски, «Эксперт» анализировал в статье «Шум и сланец», см. № 10 за текущий год). В марте 2020-го американский нефтяной экспорт достиг рекордных 4,4 мбс.
С учетом того, что мировая экономика не демонстрировала бурного роста и до пандемии, такой рост экспорта требовал вытеснения с рынка других игроков. Сделка ОПЕК+, таким образом, стимулировала рост американской нефтедобычи, поддерживая комфортные цены, и расчищала место на рынке за счет добровольного самоограничения ее участников.
Собственно, это обстоятельство и послужило первопричиной разрыва ОПЕК+ в марте (мы подробно анализировали обстоятельства кризиса ОПЕК+ месячной давности в материале «Кризис, к которому мы готовы», см. № 12 за этот год).
В США звучали отдельные голоса в поддержку сокращения добычи. Так, о необходимости сокращения ради стабилизации рынка говорят некоторые малые производители сланцевой нефти, которые сейчас оказались в наиболее затруднительном положении.
Однако ведущие корпорации, такие как Exxon Mobil и Chevron, выступают решительно против. Формально — боятся нарушить антимонопольное законодательство. По факту, обладая куда большим запасом прочности, они просто могут иметь свои шкурные интересы в виде поглощения сланцевого сегмента за бесценок, когда малые производители начнут массово банкротиться. Первые ласточки уже прилетели: в конце марта подали иски о защите от кредиторов четыре компании — сланцевых нефтедобытчика, включая довольно крупную Whiting Petroleum. По некоторым оценкам, более 70% сланцевых компаний будут разорены или сменят владельцев по результатам нынешнего кризиса.
Что касается государственных органов власти (а соглашение ОПЕК+ строится на договоренностях именно межгосударственных), то здесь царит практически полное единомыслие: никаких ограничений для себя, любимых.
Девятнадцатого марта комиссар Техасской железнодорожной комиссии (Texas Railroad Commission, выполняет функции регулятора энергетических рынков в штате Техас, на который приходится до 40% американской нефтедобычи) Райан Ситтон заявил, что теоретически регулятор может потребовать от компаний, добывающих нефть в Техасе, снизить уровень добычи на 10%. Но председатель этой комиссии Вэйн Кристиан практически сразу же дезавуировал слова своего коллеги.
Активно против любых ограничений на американскую нефтяную отрасль выступает Американский институт нефти (American Petroleum Institute, API). Его позиция состоит в том, что нефтяной сектор США представляет собой сугубо рыночное образование и ограничение на добычу, которое одинаково устраивало бы десятки тысяч американских нефтегазовых компаний, невозможно в принципе. Как альтернативу сокращению нефтедобычи API лоббирует возможность получения доступа к чрезвычайной правительственной помощи в рамках утвержденного пакета стимулирующих мер в два триллиона долларов для пострадавших компаний сектора.
Компромисс
Раздосадованные отказом России принять их ультиматум в Вене 6 марта, саудовцы развязали ценовую вону на нефтяном рынке. Национальная нефтяная компания Saudi Aramco объявила о предоставлении своим покупателям скидки в размере шести–восьми долларов на баррель, а кроме того, анонсировала рост экспорта на два миллиона баррелей в сутки. Однако фактически объем экспорта саудовской нефти вырос еще больше — на 3,5 мбс (во всяком случае, по официальны данным). Что же касается скидок, то они оказались с лихвой съедены сначала взрывным ростом ставок фрахта танкеров (например, на маршрутах из Ближнего Востока в Китай они выросли на 700%) и последующим обвальным падением нефтяных цен.
В ходе подготовки к апрельскому саммиту одним из главных противоречий между Россией и Саудовской Аравией стала точка отсчета, от которой следует отмерять снижение объемов добычи. Резко нарастив добычу в марте, саудовцы предлагали считать ограничения от актуального уровня. В этом случае их добыча в мае–июне была бы лишь немного меньше февральского уровня (его можно условно считать уровнем «до пандемии», так как и в январе, и в феврале Китай активно наращивал импорт нефти, запасаясь впрок, несмотря на жесткий провал текущего спроса). Российский же объем сокращений в этом случае был бы неприемлемо высок. Мы настаивали на использование в качестве точки отсчета средний уровень добычи в первом квартале текущего года.
В результате стороны достигли компромисса — установить точку отсчета сокращений ровно посередине между февральской (9,8 мбс) и апрельской (12,2 мбс) добычей Саудовской Аравии, то есть зафиксировать отметку 11 мбс. В результате, даже если отбросить «буфер» в виде газового конденсата, России предстоит в ближайшие два месяца сократить добычу на полтора миллиона баррелей в сутки.
При этом если в условиях теплого климата Ближнего Востока консервация и расконсервация скважин не составляют большой проблемы, то в условиях сурового северного климата основных наших районов нефтедобычи расконсервация скважины — удовольствие крайне сложное и затратное, вплоть до того, что более целесообразным становится бурение новой скважины. То есть единожды сокращенные объемы добычи нефти в России — это сокращение надолго, с большими издержками на возвращение к прежним объемам.
«Россия способна сократить объем на полтора миллиона баррелей в сутки, несмотря на то что у страны не много опыта в этой сфере, — говорит Ихсан Хакк, ведущий аналитик Oil Research and Forecasts, Refinitiv. — Остановка добычи на некоторых месторождениях, особенно в Сибири, приведет к долгосрочному ущербу скважинам. Но в других частях России такое сокращение возможно».
Вице-президент «ЛУКойла» Леонид Федун ранее уже отмечал, что безболезненный объем сокращения добычи в России — не более 300 тыс. баррелей в сутки.
«России не надо сокращать добычу на значимые величины — более 0,3–0,5 миллиона баррелей в день от текущего уровня. Значимое сокращение возможно при условии участия США и Канады в сделке или снятия антироссийских санкций. Технически и организационно сократить добычу на полтора миллиона баррелей в день или больше сложно», — говорит заведующий лабораторией прогнозирования топливно-энергетического комплекса Института народнохозяйственного прогнозирования РАН Валерий Семикашев.
«России все равно пришлось бы сокращать добычу по мере исчерпания мест в хранилищах у покупателей, — рассуждает Станислав Митрахович, ведущий эксперт Фонда национальной энергетической безопасности. — Для восстановления добычи потребуется несколько месяцев и деньги, тут ситуация у России намного сложнее, чем в США или у ближневосточных поставщиков. Другое дело, что можно было бы подождать подольше, чем один месяц, и дождаться ухода с рынка самых слабых производителей типа африканских стран, или снятия карантина в мире, или падения добычи в США. Но российские власти все же опасаются жить при цене десять долларов за баррель».
«Учитывая, что добыча конденсата остается за скобками соглашения, мы должны сократить добычу нефти относительно 2019 года на 46 миллионов тонн в 2020 году и почти на 38 миллионов тонн в 2021-м, — подсчитал консультант VYGON Consulting Денис Пигарев. — Поэтому, во-первых, компаниям сейчас необходим аудит экономики действующего и планируемого фонда скважин, чтобы оптимизировать финансовые потери из-за вывода скважин. Во-вторых, необходима поддержка отрасли в такой непростой ситуации. Основной бенефициар роста цен на нефть — бюджет. Каждый доллар прироста котировок приносит около 200 миллиардов рублей дополнительных поступлений. Уровень налоговой нагрузки на отрасль по-прежнему самый высокий — около 60% выручки в случае возвращений цен к уровню 50 долларов за баррель. Никуда не исчезли вопросы со значительным ухудшением структуры ресурсной базы. Учитывая потери от остановки добычи, необходимо продолжать совершенствование налогового режима отрасли, несмотря на сокращение в текущий период».
Перспективы
Отметим, что даже такое масштабное сокращение добычи нефти не гарантирует стабилизации рынка из-за беспрецедентной глубины сокращения спроса. Например, инвестиционный банк Goldman Sachs указывает, что нужно еще более крупное сокращение, на 15 мбс, иначе цены все равно упадут до 20 долларов за баррель.
«Остающийся дисбаланс в размере пяти–десяти миллионов баррелей в день может постепенно устраняться по мере затухания пандемии и увеличения спроса на энергоносители, что весьма вероятно в ближайшие два-три месяца, — считает Георгий Трофимов, главный экономист Института финансовых исследований. — Кроме того, должно снизиться предложение за счет сокращения нефтедобычи с отрицательной рентабельностью. При ценах марки Brent на уровне 25–35 долларов за баррель нерентабельный сегмент мирового рынка составит более десяти процентов суммарного предложения, то есть более миллионов баррелей в день. Компаниям с положительной рентабельностью придется сокращать добычу из-за проблемы заполнения нефтехранилищ».
Что касается США, то, по оценкам МЭА, при ценах на нефть Brent на уровне 30 долларов за баррель в Северной Америке становится нерентабельной добыча порядка 2,3 мбс, при цене 25 долларов — 2,9 мбс, при цене 20 долларов — 4,2 мбс. В идеале эти объемы должны будут уйти с рынка. Вероятно, так и будет: если финансы добывающих компаний можно залить печатным станком, то для физической нефти нужны хранилища, которых нет. Генеральный секретарь ОПЕК Мохаммед Баркиндо оценивает свободные мощности хранилищ по всему миру в миллиард баррелей (при пересчете на год — порядка 2,7 мбс).
«Риски переполнения нефтехранилищ остаются, потому что сделка начнет работать с 1 мая, а за апрель хранилища по всему миру заполнятся, и это тоже будет давить на рынок. Поэтому скорого восстановления цены ждать не приходится, его стоит ожидать после июня-июля, а пока цена будет держаться ниже 35 долларов за баррель», — констатирует ведущий аналитик Фонда национальной энергетической безопасности Игорь Юшков.
«В случае провала нового соглашения ОПЕК+ сокращение предложения будет происходить естественным образом при ценах марки Brent 20–25 долларов за баррель или ниже, — прогнозирует Георгий Трофимов. — Заполнение хранилищ не позволит сторонам продолжать ценовую войну, однако снижения предложения до февральского уровня будет недостаточно для восстановления контроля над рынком нефти. В худшем сценарном варианте мировой рецессии и провала новых соглашений ОПЕК+ ценовое дно для марки Brent будет достигнуто на уровне 10–15 долларов за баррель. Дальнейшее снижение цены маловероятно из-за падения предложения при сверхнизких ценах».
0
120.00
